Роману Барцыц из Блабырхуа посвящается
– Слышишь, говорят, всё-таки началась война с грузинами. Все, кто есть в городе, собираются у санатория «Волга», там Владислав Ардзинба будет выступать, – сказал мне Борис Лазба.
Вот едрёна мать, а мы с ребятами как раз собрались на Рицу дня на три, погулять с девчатами из Белгорода! Уже не первый год они приезжают, и сейчас вырвались погостить на недельку. Компанейские такие девушки, бывшие КВНщицы из Белгородского университета. Замечательно поют под гитару, особенно ночью у костра: «Мохнатого шмеля» и песни на французском, их даже во французском посольстве принимали.
[27]
Девчата сразу заявили, что останутся и могут быть санинструкторами, так как проходили практику на курсе. Упёрлись и уезжать ни в какую не хотят! Ну да, для них война – экзотика, а нам отправляй потом цинковые гробы с девушками. Пришлось пойти на уловку: так, мол, и так, мы тут первые дни разберёмся, вооружимся, подготовимся, а после вас вызовем. Уговорили. Знал бы я, что почти полгода мой отряд будет без так необходимых в бою санинструкторов! На войне кровь льётся долго.
Владислав с балкона санатория сказал, что враг пришёл к нам домой и мы должны защитить свои семьи и свою землю от надругательства, а иначе будем всю жизнь у них холопами служить. Всё и так было понятно. С Владиславом рядом стояли Валера Айба и Павел Ардзинба. Через несколько минут спускается Валера: «Собери, сколько можешь, ребят по городу, вот вам автобус, кое-что из оружия, гранаты и патроны к АКМ. Езжайте до пицундского поворота, Темур Надарая уже там со своими ребятами, разберётесь».
Здесь же, на месте, кинули клич, быстро собрались и поехали. Со мной и Борис Лазба, мой ровесник, нам уже тридцать третий пошёл.
На месте нам выделили позицию, небольшую высотку. Ребята в нашем отряде «Эвкалипт» подобрались разные, притирались дней двадцать... Трудно сходились, все разношёрстные: «кто комсомолец, кто блатной», кто деревенский, а кто городской. Наркоманы и любители выпить тоже решили защищаться до последнего. В мирное время у каждого была своя дорога, а теперь у всех одна – война. Сначала все норовили стать комдивами, но только до первой перестрелки. Потом уже все знали своё настоящее место.
[28]
В один из тех дней появился в нашем отряде молодой человек лет двадцати восьми, Роман Барцыц. Среднего роста, обычного телосложения, ходил быстро и будто с приклоном, раскачиваясь вперёд-назад. Своеобразный такой парень, непохожий на остальных, уважительный, добряк до мозга костей. А ещё была у него хорошая черта – не умел таить в себе обиду.
«Разведчик» – окрестили мы его. И носил Рома это прозвище до конца дней своих. Многие так и не узнали его настоящего имени.
– Как дела, Разведчик? Куда собрался?
– В разведку, – отвечал он с гордостью.
Не сиделось ему на месте. Днём он ещё отдыхал, а ночью с кем-нибудь вдвоём, а чаще всего один уходил в тыл противника. На удивление далеко уходил! Это подтверждал командир Лыхненского отряда, расположенного чуть ниже нас, Алхас Шакрыл, который тоже по ночам делал глубокие рейды в тыл к грузинам. И ещё один разведчик, не помню его имени, из отряда Михаила Капш, что стоял ближе к морю. Проблема заключалась в том, что, как говорят абхазы, «еицәахарҟалон» – «могли столкнуться», а там поди разберись ночью, кто свой. Раций в первые дни войны ни у кого не было.
Вначале Разведчик был без оружия, поэтому, уходя
в разведку, просил у кого-то из ребят автомат. Так продолжалось почти две недели. Но в одно сентябрьское утро наш отряд был встревожен автоматной очередью.
– 5.45! – кричал счастливый Разведчик. Он давно мечтал иметь именно такой автомат, с откидным прикладом. Тогда их ещё ни у кого в отряде не было.
[29]
Как бы мы потом ни старались разузнать, где он раздобыл оружие, ответ был один: «Всё равно же не поверите, подполз и стащил», – и показывал в сторону противника.
Но все верили ему, и не верить было нельзя. Такой он был человек. Свободный. Иногда я его ругал за то, что он часто уходил на вылазки на гору Мамзышьха в составе других групп. Но возвращался Разведчик всегда именно к нам:
– «Эвкалипт», не могу без вас и дня прожить. Вы самые лучшие ребята, которых я знал, самые весёлые, с вами я о войне забываю.
Лучшие мы, может, и не лучшие, но, видимо, была у него какая-то личная преданность отряду, скреплённая печатью войны. Да и нам без него неуютно было.
– Есть у меня одна мечта, – говорил Разведчик, – освободить вместе с вами Гагру и выпить много шампанского за эту победу. Мы уже победили – ведь нас намного меньше, но мы же держимся? Надо держать строй! А если получится освободить город, мы будем непобедимы. О нас услышит весь мир.
Пока шла позиционная борьба, в отряде ещё не было жертв. Но маховик войны уже начинал раскручиваться. Незадолго до наступления отряду было приказано продвинуться вперёд и закрепиться. Ночью мы рыли окопы. Разведчик оборудовал себе удобное индивидуальное укрытие в полный рост, обложенное ветками молодых акаций. Я залёг в двух шагах от него, мы тихо перешёптывались, напряжённо вглядываясь в темноту. Это было время звездопадов: метеоры один за другим расчерчивали небо. Иногда казалось, что это не звезда, а трассер пролетел.
Было уже за полночь, как вдруг началась беспорядочная стрельба со стороны грузин. Мы тогда не сразу поняли,
[30]
что это был отвлекающий манёвр. Они частенько щекотали нам нервы своей лихорадочной стрельбой трассирующими и разрывными пулями. Мы тоже отвечали огнём на огонь, и, если бы не война, можно было бы подумать, что начался праздничный фейерверк.
Вдруг Разведчик неожиданно выскочил из окопа и сказал, что пойдёт в балаган – ребят проведать. Я не стал спорить, только предложил ему взять с собой Миканба. Он сначала пошёл не торопясь, чуть пригнувшись, затем ускорил шаг и скрылся в темноте. Миканба двигался следом, метрах в десяти.
Скрытый кукурузником балаган, куда направился Разведчик, находился на выступе, метрах в трёхстах от противника. Местные грузины наверняка знали про его существование. Помню, рядом располагался молодой персиковый сад, который в эту осень давал первые плоды. Стены балагана были дополнительно обшиты железнодорожными шпалами, так что внутри можно было чувствовать себя в безопасности. В нём и находились наши ребята, к слову, будущие «волкодавы» отряда, которые в ожесточённых боях собственным примером увлекали остальных: Вадим Чкотуа, Астамур Абаш, Джон Кварацхелиа, Осман Гумба, Анзор Тания, Рауль Гунба, Аслан Барцыц.
В это же время, как потом выяснилось, небольшая группа вражеских лазутчиков уже зашла к нам во фланг, так как фронт был не сплошным. Да и где взять столько людей? В отрядах было по тридцать-сорок человек, а когда через несколько дней пошли на Гагру, набралось всего около трёхсот бойцов.
Разведчик почуял неладное: что-то было не так, как обычно. Почему-то противник вёл огонь только с правой
[31]
стороны, а с левой как будто вымер. Во время войны случается неожиданно столкнуться лоб в лоб с противником, буквально в метре от себя, но это очень редкое явление, один шанс на тысячу. Вот к такому шансу и шёл Разведчик. Он никак не ожидал, что, открыв калитку, ведущую в небольшой дворик, услышит грузинскую речь.
– Шәхыс, шәхыс, шәхыс... стреляйте... стреляйте, –кричалРазведчик, непереставаясамстрелятьнаходувупор, – ора, арҭараиҟоуп, шәреихс, шәреихс![1]
Это продолжалось считанные секунды... Но тут грузины, которые затаились сбоку, в углу двора, сразили его автоматной очередью. Противник, замышлявший неожиданно атаковать нас, вынужден был открыть беспорядочную стрельбу и скрыться в кукурузнике.
Спас нас Разведчик, как пить дать спас. Он лежал, скорчившись на траве, и тихо стонал: «Мама... мама». Кто-то зажёг спичку, и я увидел перебитое плечо и небольшую рану на животе. Мы видели, что ему очень больно, но помочь не могли: тогда, в начале войны, не было у нас болеутоляющих препаратов.
Дальше мы всё делали очень быстро. Одна группа осталась прикрывать, вторая, со свежими силами, была на подходе, а третья уносила раненого на плащ-палатке. Ночью, да по пересечённой местности – и так дело не из лёгких, а тут ещё попробуй боль не причинить...
– Неужели не выживет, – мелькнула у меня мысль. – Всё-таки серьёзная рана только одна, чуть выше пупка.
Но Разведчик уже понимал, что не жить ему больше, и всю эту долгую дорогу, почти полтора километра в темноте,
[32]
просил положить его на землю и напрасно не тратить силы. А мы, ещё неопытные, впервые столкнувшись с тяжёлым ранением, думали, что чем быстрее донесём, тем больше у него шансов.
– Потерпи, браток, – повторяли мы. – Вот только доберёмся, а там самые лучшие врачи быстро поставят тебя на ноги...
У штаба, где уже ждала машина «Скорой помощи», Разведчик потерял сознание. Нана Акаба, наша первая медсестра, быстро осмотрела его и как-то странно покачала головой, не сказав больше ни слова. Раненого увезли в госпиталь, а мы, терзаясь нехорошими предчувствиями, вернулись на позиции. Перед рассветом к нам пришёл бригадный командир Гена Чанба и сообщил, что Разведчик погиб от восьми пулевых ранений калибра 5,45, которых мы не сумели разглядеть в темноте и суматохе.
Скоро мечта нашего Разведчика сбылась: мы освободили Гагру и дошли до границы. У отряда появилась новая мечта – освободить от подлюк нашу столицу, Сухум. Понимали, что не всем суждено дожить до Победы, но знали, что те, кто останутся, всегда будут помнить тебя, Рома Барцыц. Ты был первой боевой потерей отряда, первым, отдавшим жизнь за Абхазию. Земля тебе пухом, Разведчик.
Из цикла «Фронтовые записки». Январь 1993 г.
[33]